Семитское руководство сделало из европейцев покорных животных

Что на нас движется, или кошмар современной Европы

Автор – Ирина Бергсет

В своём интервью газете «Завтра» Ирина Бергсет, ставшая жертвой норвежской содомитской мафии, рассказывает о «светлом будущем» европейцев, которое хотят навязать и России: «Есть в Норвегии некая народная традиция, увязанная на интиме с детками: с мальчиками и девочками, – учиняемая кровными родственниками, с последующей передачей их соседям…»

«ЗАВТРА». Ирина, расскажите, как вы попали в Норвегию, и какое впечатление произвела на вас эта страна?

Ирина Бергсет. В 2005 году в Москве я вышла замуж за гражданина Норвегии. Моему сыну было тогда 7 лет. Мы поехали жить в Норвегию, в коммуну Аурског-Хёкланд в деревню Аурског. Тогда я ещё не знала, что полвека назад Норвегия была страной, по уровню цивилизованности сравнимой со странами Центральной Африки. В 1905 году Норвегия впервые перестала быть зависимой не только от Дании, но и от Швеции. Эта страна как была, так и осталась государством крепостных, причём, барина её жители никогда не видели. Только платили оброк. Развития культуры не было.

Жители говорили то на датском, то на шведском языках, то есть на языках поработителей. Позже эти языки смешали и сделали один искусственный язык, называемый букмолом. Хотя и сейчас каждая семья в Норвегии говорит на своём собственном диалекте. До сих пор языкового государственного стандарта в Норвегии не существует. Можно было бы сказать, что это страна только сейчас формируется, если бы не шёл встречный процесс. Норвежское общество стремительно морально деградирует, копируя американские законы и порядки. Нефть нашли в море 50 лет назад. Ясно, что страна, у которой отсутствовали наука и культура, не могла обладать технологиями добычи нефти из моря – Норвегия воспользовалась иностранной научно-технологической помощью.

Всё это я узнала потом. Когда я покидала Россию, я знала только то, что в Норвегии – самый высокий в мире уровень жизни.

Несмотря на то, что я закончила факультет журналистики МГУ и являюсь кандидатом филологических наук, Норвегия не признала моё образование. Мне предложили работать учительницей в соседней с нашей Фет-коммуне в сельской школе нового типа – по прогрессивному датскому образцу под названием «Риддерсанд», что в переводе означает «школа рыцарей». В сравнении с нашей российской системой все норвежские школьные госпрограммы выглядят как, по сути, для умственно отсталых. С 1-го по 7-й классы – там начальная школа. Задача государственной программы – выучить алфавит до 13 лет и научить детей считать – читать ценники в магазинах. Вслух в классе читать нельзя, потому что «стыдно». Специальный учитель выводит ребёнка в коридор, и только там, чтобы не позорить «малыша», слушает, как он читает. Учитель имеет право разобрать с детьми два примера по математике в день, если дети не усвоят материал, то через три дня ещё раз пытается им объяснить пройденное. Домашнее задание на неделю – пять слов по-английски или восемь, на усмотрение ребёнка.

Норвежская школа – это пример полной деградации образования. Литературы нет, истории нет, физики нет, химии нет, естествознания нет. Есть природоведение, называется «обзор». Дети окружающий мир изучают в общих чертах. Они знают, что Вторая мировая война была. Все остальные подробности – это насилие над ребёнком и его психикой. Самая богатая страна мира не кормит детей в школе и в детском саду. Вернее, кормят некой бурдой под названием «томатный суп» из пакета один раз в неделю. Это именно так, в детских садах как государственных, так и частных, – еда только раз в неделю!

Мой старший сын учился в России в обычной школе. Поэтому в Норвегии он стал вундеркиндом. До 7-го класса он не учил ничего – там не надо учить. В школах висят объявления: «Если родители попросят тебя сделать уроки – позвони. Мы поможем освободить тебя от таких родителей». Единственным способом тренировки памяти сына стало пианино. Я говорила: «Только пикни где-нибудь, что у тебя такая требовательная мама…»

С медициной в Норвегии просто беда! Нам нужно было удалить родинку – у Саши теперь шрам в 5 см, его располосовали ножом. Хирург из Осло, с 20-летним стажем, очередь к которому мы ждали больше семи месяцев, – этот хирург сработал, как сельский ветеринар. Следует знать, что врачей в Норвегии нет. Ведь для этого надо много лет учиться в университете. Поэтому докторов вербуют кое-как по всей Западной Европе. Нам повезло, что родинку не стала удалять наш участковый сельский врач в Бьорклангене. То была дама из Восточной Германии. Она нам прямо сказала: «Вы знаете, я никогда этого не делала. Я работала в Германии в страховой компании. Там было так: если кто-то ногу сломал, то я приезжала и говорила: да, это нога сломана». А потом она вдруг добавила: «Не волнуйтесь, я всё сделаю…». На голубом глазу открыла при нас медицинский справочник и говорит: «Так, здесь написано: намочите ватку спиртом, протрите это место…». Я, конечно, взяла сына в охапку и на выход…

«ЗАВТРА». Весь это «местный колорит» может создать определённые проблемы, но с какого-то момента ваша жизнь в Норвегии стала просто невыносимой. Почему?

И.Б. Несчастье случилось через шесть лет моего пребывания в Норвегии. Я ничего не знала об их системе «Барневарн». Я жила своими заботами: работа, дом, семья… Жила, мало вникая в государственное устройство страны, в которую переселилась. У кого-то, я слышала, отбирали детей, но я же была нормальной матерью. Я развелась с мужем через три года совместной жизни, после рождения второго сына. Это был конфликт культур. Мне сейчас говорят: «Зато там в каждом деревенском доме есть унитаз и душевая кабина». Да, – отвечаю я на это, – но при этом норвежцы по привычке ходят мочиться за дом.

Три года я с детьми прожила одна. Взяла кредит в банке, купила квартиру, наладила нормальную жизнь, никогда не была социальным клиентом: работала, уделяла достаточное время детям. Дети были только со мной. Поскольку папа обижал сына от первого брака, я поставила вопрос, что не будет никаких свиданий. С маленьким по закону он был обязан встречаться. Я держалась, как могла, чтобы ребёнок у отца не ночевал – была угроза избиения. Но детский сад, иные госструктуры давили на меня, чтобы я отдавала ребёнка. Поэтому маленький сын оставался у отца сначала по два часа в субботу или воскресенье. Но последний раз провёл у него почти неделю – ребёнок был с температурой, когда он его увёз в тридцатиградусный мороз к родственникам в Тронхейм.

В 2011 году, седьмого марта я пошла в полицию посёлка Бьоркеланген (Bjorlelangen), потому что мой маленький мальчик рассказал, что тёти и дяди, родственники его папы, делали ему больно в ротик и в попочку. Рассказал о вещах, в которые я не могла поначалу поверить. Есть в Норвегии некая народная традиция, увязанная на интиме с детками: с мальчиками и девочками, – учиняемая кровными родственниками, с последующей передачей их соседям. Поверить в этот бред или ад – я поначалу не могла. Я написала заявление в полицию. Восьмого марта нас пригласили в службу опеки детей Барневарн. Допрос длился шесть часов. Была только я и мои двое детей.

У них есть образцово-показательная система защиты детей, созданная для вида, что они борются с инцестом. Потом я поняла, что центры Барневарн, имеющиеся в каждой деревне, нужны только для того, чтобы выявить проговорившегося ребёнка и недовольную мать или отца и изолировать их, наказать. Из газет я узнала про случай, когда девочку семи или восьми лет суд приговорил оплатить судебные издержки и выплатить компенсацию насильнику на содержание его в тюрьме. В Норвегии всё повёрнуто с ног на голову. Педофилия, по сути, не является преступлением.

Восьмого марта 2011 года у меня изъяли первый раз двоих детей. Изъятие происходит так: ребёнок не возвращается из детского сада или из школы, то есть практически крадётся у вас, исчезает. Это потому, что его прячут от вас на секретном адресе. В тот день мне сказали: «Вы понимаете, такая ситуация, вы рассказываете о насилии над ребёнком. Нам нужно, чтобы вас освидетельствовал врач и сказал, что вы здоровы». Я не отказывалась. Поликлиника была в десяти минутах езды на машине. Меня в неё посадила сотрудница Барневарн, сказав: «Мы вам поможем, поиграем с вашими детьми». Дети остались не где-нибудь, а в службе защиты детей. Сейчас я понимаю, это было неправомерно. Когда я доехала до поликлиники, старший сын Саша, ему было тогда 13 лет, позвонил и сказал: «Мама, нас увозят в приёмную семью».

Я была на расстоянии десяти километров от детей, которых увозили на секретный адрес. По местному закону, детей изымают без предъявления каких бы то ни было бумаг. Единственное, что я могла, – взять себя в руки. Плакать в Норвегии запрещено, это расценивается как болезнь, и Барневарн к тебе может применить принудительную психиатрию. Оказывается, в Норвегии есть государственный план, квота на изъятие детей у родителей. Органы опеки даже соревнуются по его выполнению – это своего рода госсоревнование. Графики, диаграммы публикуются каждый квартал – сколько детей в каком районе отобрали.

Недавно ко мне попал документ – отчёт шведов. Это доклад о случаях изъятия детей из семей в Швеции и соседних Скандинавских странах. Речь идёт о странном феномене. В этом докладе говорится, что в Швеции у родителей изъято 300 000 детей. То есть речь идёт о целом украденном у кровных родителей поколении. Учёные, криминологи, юристы, адвокаты – люди с традиционными ценностями, которые ещё помнят, что семья в Швеции была, – недоумевают. Они говорят, что происходит что-то странное. Идёт государственный погром семей.

Специалисты называют цифру – 10 000 крон (это примерно 50 000 рублей) в день. Такую сумму получает новая семья за одного приёмного ребёнка, причём, любого. Отдельный агент организации Барневарн получает из госбюджета огромную премию за разорение родового гнезда, за кражу потомства. Так происходит во всех скандинавских странах. Причём, приёмный родитель может выбрать детей, как на рынке. Например, вам понравилась вот та русская, голубоглазая девочка, и вы именно её хотите взять в приёмыши. Тогда вам достаточно только позвонить в Барневарн и сказать: «Я готов, у меня есть небольшая комната для приёмыша…» И называете имя. Вам именно его тут же доставят. То есть, сначала находится «наёмная» семья, а уже потом у кровных родителей изымается «под заказ» ребёнок.

Правозащитники Норвегии пытаются бороться со всесильной карательной системой Барневарн. Они всерьёз считают, что это коррупционная система по торговле детьми. 3 мая пострадавшие от Барневарн в Норвегии организовали митинг протеста против насильственного разлучения государством родителей и детей в Норвегии. В плане краж детей у родителей Норвегия впереди планеты всей, здесь разлучение детей с родителями – это государственный проект.

Заголовок в норвежской газете: «Одна пятая детей в Норвегии уже спасена от родителей». Одна пятая – это, к слову, от одного миллиона всех детей в этом государстве – почти двести тысяч «спасённых» и живущих теперь не дома с мамой, а в приютах. Пособие приюту на ребёнка в Норвегии составляет примерно двенадцать миллионов рублей в год. А если вы ребёнка делаете инвалидом, вы получаете ещё больше пособий и дотаций. Чем больше травм, тем выгоднее приюту, который является ничем иным, как тюрьмой семейного типа.

Согласно статистике, опубликованной в газетах Норвегии, из каждых десяти новорождённых детей, только два ребёнка рожают норвежцы, а восемь из этих десяти рождается у мигрантов. Мигранты дают здоровое население Норвегии, потому что у них близкородственные браки не практикуются. Больше всего в Барневарн попало детей, рождённых на территории Норвегии от русских. То есть русских детей отбирают в первую очередь. Практически все дети, рождённые от одного или двух русских родителей, ставятся на учёт в Барневарн и состоят в группе риска. Они претенденты «номер один» на отбирание.

«ЗАВТРА». Если ребёнка отбирают, что в этом случае могут сделать родители?

И.Б. Чуть ли не каждый месяц в Норвегии кончает жизнь самоубийством одна российская женщина. Потому что, когда к вам приходят и отбирают у вас детей, вы безоружны, вы – один на один с Системой. Вам говорят: «Ты делаешь омлет не по норвежскому рецепту. Ты заставляешь ребёнка мыть руки. Ты хромаешь, не можешь сидеть с ребёнком в песочнице. Значит, ты – плохая мать, ребёнка мы отбираем!».

Система защиты детей в Норвегии построена на презумпции виновности родителей. Родитель виновен заведомо. На родителей вываливается море лжи. Начинается всё с простого утверждения: «Вы хотите уехать в Россию». И вы не можете этого опровергнуть, ведь у вас есть родственники в России. Или: «Вы хотите убить своих детей». Это потому, что русские в сердцах говорят: «Я тебя убью!» Вас постоянно ставят в ситуацию, когда вы должны оправдываться. И вы понимаете, что оправдаться невозможно. Одному вам не остановить норвежскую государственную машину, построенную на баснословных премиях адвокатам, сотрудникам опеки, судьям, психологам, психиатрам, приёмным родителям, экспертам и прочим…

Премии выдаются за каждого изъятого голубоглазого малыша. У вас нет шансов спасти своего сына или дочь от норвежского приюта, увы. Я прошла все инстанции норвежских судов. Всё схвачено, везде коррупция. Дети – это товар. Их не возвращают. Все материалы русской прессы о моих детях переводились адвокатом Барневарн и использовались в качестве обвинения на суде. «Она сумасшедшая, она защищает своего ребёнка в прессе!» На Западе нет свободы прессы в отношении детей. Апеллировать к обществу невозможно. Там действует закон о конфиденциальности, который активно проталкивается сейчас и в России.

«ЗАВТРА». Вы дали понять, что действующая в Северной Европе система уничтожения семьи поощряет сексуальное насилие над детьми. Как работает этот механизм?

И.Б. Министерство по делам детей в Норвегии называется «буквально» чуть ли ни Министерством по делам детей и равноправию всех форм сексуального разнообразия. Сексуальные меньшинства в Норвегии – это уже совсем не меньшинства. Натуралы – это меньшинство… Имеющиеся в свободном доступе материалы социологов свидетельствуют: к 2050 году Норвегия будет на девяносто процентов гомо-страной. Что понимается под «гомо», нам трудно себе представить. Говорят, что наше российское представление о «геях» и «лесбиянках» – это прошлый век. На Западе легализовано как минимум тридцать видов нетрадиционного брака. Самая «передовая» в этом плане страна – Норвегия, там «мужчина» и «женщина» – это отживающие понятия. И неслучайно в Норвегии нет возможности защитить ребёнка, рождённого в натуральной семье.

Казалось бы, вас это не касается. Вы говорите себе: «Пусть они делают, что хотят! При чём тут я и мои дети?» Я тоже когда-то так рассуждала, ибо пребывала в полном неведении относительно того, что во всей Европе введены сексуальные стандарты, которые регламентируют воспитание детей в определённом ключе. Этот регламент обязателен для всех стран, подписавших соответствующую конвенцию, принятие которой активно лоббируется сейчас в России.

Там прямым текстом говорится, что родители совместно с медиками и детсадовскими работниками обязаны учить крохотных детей «разным видам любви». А специальный раздел этого общеевропейского сексстандарта сообщает, почему учить европейских детей мастурбации родители и сотрудники детсадов обязаны строго до четырёх лет и никак не позже.

Для нас, пещерных россиян, это очень полезная информация. На стр. 46 упомянутого документа указывается, что новорождённый должен осознать свою «гендерную идентичность». Приказным секспросветом уже в час рождения ваш ребёнок обязан определиться, кто он: гей, лесбиянка, бисексуал, трансвестит или трассексуал. А так как из равноправия гендеров понятия «мужчина» и «женщина» исключены, то вывод делайте сами. Если ваш ребёнок всё же не выберет «гендер», то ему в этом помогут всемогущая норвежская Барневарн или финская Ластенсуоелу, немецкий Югендамт и т.д.

Норвегия чуть ли не одна из первых в мире стран создала научно-исследовательский институт при Осло-Университете, который изучает суициды детей от 0 до 7 лет. На взгляд обывателя, очень странно. Как же новорождённый ребёнок может покончить с собой? А на взгляд местной Барневарн – это естественно. Если дети после садистских оргий действительно погибают, то тогда официально это можно списать на «суицид».

«ЗАВТРА». Ирина, давайте вернёмся к вашей личной истории…

И.Б. У меня отобрали детей второй раз 30 мая 2011 года. В дверь позвонили два полицейских и два сотрудника Барневарн. Я открыла дверь на цепочку, выглянула. У всех полицейских чуть ли не револьверы, приехал даже сам начальник полиции Бьорклангена и говорит: «Мы пришли забрать ваших детей». Я звоню адвокату, она говорит: «Да, по законам Норвегии вы обязаны их отдать. Если вы окажете сопротивление, детей всё равно заберут, но вы их не увидите больше никогда. Вы должны отдать детей, а завтра они вам объяснят, в чём дело…» Детей забрали сразу, даже не дали переодеться, и при этом не показали мне никакой бумаги, никакого постановления. После процедуры изъятия я пребывала в состоянии шока: теперь я должна была доказывать, что я – хорошая мать.

В норвежских газетах описали случай: одного мальчика, которого забрали у матери в детском возрасте, насиловали во всех приютах. Он дожил до 18 лет, купил ружье, пришёл «домой» и расстрелял приёмных родителей. Другого норвежского мальчика забрали – он плакал, хотел к маме. Врачи сказали – это паранойя. Его закормили лекарствами и сделали из него овощ. После криков прессы его отдали обратно маме в инвалидном кресле. Он уже не мог говорить, похудел на 13-15 кг. Это была дистрофия, произошли необратимые процессы.

После единственного свидания со мной мой старший мальчик сказал, что он написал письмо в русское консульство: «Я умру, но я всё равно убегу из Норвегии. Я не буду жить в концлагере». И он сам сумел организовать свой побег. По Интернету он связался с поляком Кшиштофом Рутковским, которому уже удалось спасти польскую девочку из норвежского приюта. Поляк позвонил мне в самый последний момент, когда всё было подготовлено, и сказал: «Если я вывезу вашего сына без вас, – это будет киднепинг, кража чужого ребёнка, а если с вами, то я просто помогаю семье». Мне было тяжело решиться, но выбор был страшный: погибнуть всем троим в Норвегии или спасти хотя бы себя и старшего сына…

Не дай Бог, никому испытать такое!

В Польше мы пробыли три месяца. Кровная мать только в России имеет принадлежность к своим детям, является субъектом семейного права. В Европе – нигде. Мой ребёнок сначала получил норвежскую приёмную мать. Потом нас остановили по запросу якобы «другой» официальной норвежской мамы. В запросе значилось: «Некая тётя – то есть я – выкрала ребёнка с территории Норвегии». Тогда Польша, по законам Европы, предоставила моему ребёнку польскую приёмную мать. А чтобы взять ребёнка из Польши в Россию, моя мама – то есть бабушка моего сына – стала российской приёмной матерью. Таким образом, состоялся обмен между польской и российской приёмными матерями. Вот вам норвежский родитель номер один, польский родитель номер два и российский родитель номер три…

Читать статью полностью…

Дополнительные материалы о жизни в Европе

Видео

«Как живёт Франция»

«Как живёт Норвегия»

«Как живёт Швеция»

«Финская ювенальная юстиция»

«Как живёт Германия»

Статьи

Запирать двери и заряжать ружья!

В Венгрии 40% населения уже бедняки!

За бортом жизни в Америке

Евроинтеграция без грима

Реквием по моей деградирующей нации

Жизнь в Англии: квартирный вопрос

За испанским забором трава зеленее?

Вы ещё не уехали в Европу?

Почему я не люблю Штаты

В Бельгию не хочется

Америка – страна нищих и рабов

«Богатая» Европа беднеет на глазах

Желающим жить на Западе посвящается

О чистых помыслах и грязных намёках

Париж как он есть

Немытая Европа и чистая Русь

США – страна шулеров и аферистов

Европа похожа на большую свиноферму

Как живётся в Англии?

Германия вымирает

Нация фастфуда – массовые проблемы

Военные преступления США за 400 лет

Вся Япония – это один «отряд 731»

Просвещённый Запад стремительно дичает

Немного правды о Японии

Немного правды об Англии