Я не люблю Нью-Йорк, во-первых, потому, что он похож на
Москву. Нью-Йорк – то же самое, что Москва, только ещё хуже. Из двух российских
столиц Москва отражает Америку, а Петербург – Европу. И это не одно и то же. У
нас говорят «Запад», но Запад – понятие относительное, в прямом смысле
этого слова. Мистические туннели соединяют Петербург с Римом и Веной, но,
заблудившись в московской подземке, вы можете выйти на поверхность только в
Бруклине, и по мне этого достаточно, чтобы не любить.
Второе, секс в большом городе, или, если быть верным
оригиналу, «Sex & The City». Все нью-йоркцы, при которых я упоминал
об этом фильме, волновались и расстраивались, говорили, что в сериале совершенно
неправильно показан их «прекрасный город». А я вот этого не заметил. Напротив, я
сразу узнал Нью-Йорк, с первой ноты: да, это тот самый город, который стал
главным и настоящим героем мультисерийной драмы четырёх стареющих тёток в
поисках одного приличного мужика, или хотя бы приключений на свои тощие задницы.
И так прославлен. Что ж, я не виноват. Берлин был героем прозы раннего и ещё
русского Набокова, Петербург всегда был героем, и у Гоголя, и у Белого, и у
меня, например, даже Москва была героиней вполне приличных романов, а Нью-Йорк
играет главную роль в мыльном сериале. Каков актёр, такова и роль.
Третье – чаевые. Местные жители говорят, что Нью-Йорк живёт
на чаевые и как будто даже гордятся этим. Большей нелепицы невозможно себе
представить. Самый богатый город мира ходит в лакейском сюртуке и клянчит
мелочь. Всем нужно оставлять на чай: официантам, таксистам, портье, носильщикам,
чертям в ступе и ведьмам собачьим. Ни у кого нет чёткого прайса. Я вовсе не
жадный, особенно, когда у меня есть деньги, но я предпочитаю знать, сколько мне
будет стоить та или иная услуга. Мне не нравится, когда от меня ждут, что к
цене, указанной в меню или где-то ещё, я прибавлю 20, 30 или
40%. Какого чёрта?! Добавьте в прайс, я буду знать, и если это
мне нужно – платить. Я социалист. Мне не нужна прислуга. Мне не
нравится, когда меня окружают лакеи, с подобострастием заглядывающие
мне в глаза, в надежде получить от меня подачку. К трудящимся людям всех
профессий я отношусь, как к товарищам, равным себе, и готов платить им столько,
сколько установлено – без унизительных «чаевых».
Четвёртое – грязь. Грязнее Нью-Йорка только окраины Лондона.
Ещё это напоминает Калькутту: духота, мусор, толпы, нищие, полно хм… смуглых
людей, шум, гам, клаксоны. Но Индия – страна дхармы. А что тут? Между Индией и
Америкой разница такая же, как между презревшим условности общества отшельником
и немытым бомжем. Вонь одинаковая, а духовности нет.
Пятое – конечно, люди. О, люди прекрасны, кто бы спорил.
Когда мы ждали в вестибюле отеля, с ещё нераспакованными чемоданами, одна наша
спутница восхищалась, как красивы местные мужчины! Словно сошли с обложек
журналов! Нет сомнений, так и есть. Только фишка в том, что все модные журналы
издаются здесь, в Нью-Йорке. Здесь снимают мальчиков и девочек на обложки. И
именно эти журналы приучили весь мир думать, что таков эталон красоты. Что
красота – это средний нью-йоркер: страдающая хронической диареей помесь
ирландца с пуэрториканцем. А потом показываешь любому человеку Нью-Йорк
и он в восторге: просто рассадник красоты и стиля!
Помешались на здоровье – это хорошо сказано. Именно что помешались, а
помешательство само по себе есть болезнь. Толпы таких помешанных ежевечерне
бегут по набережным Гудзона. Господи, кто солгал им, что бег – это полезно для
здоровья??? Продавцы кроссовок??? Бег – это спорт, тяжёлый, вредный и
травматический. Бег разбивает суставы, изнашивает связки,
травмирует опорно-двигательную систему, позвоночник. Человеческое тело не
предназначено для того, чтобы скакать по твёрдому асфальту. К тому же, бег – это
автоматический стресс. В мире живой природы человек не хищник, а чаще жертва, и
если он бежит, то он бежит от кого-то, кто хочет его съесть. Американцы пытаются
«лечить» стресс городской жизни природным стрессом бега, и делают себе только
хуже. Лучшее в мире здоровье и массовое долголетие – не в Америке, с её
бейсболом и бегом, а в Северной Корее с идеями чучхе и гимнастикой ушу. И в
Европе лучше, чем в Америке. Есть, например, шведская ходьба, с палками,
разгружающими позвоночник. А продавцы кроссовок пойдут в ад.
Люди, конечно, бывают разные. Например, в Нью-Йорке много «русских»,
которые на самом деле – евреи. Хуже этих русских нет никого. Это они
бросили родину двадцать или тридцать лет назад и были тогда очень горды и
счастливы, а теперь кусают локти от зависти, потому что такие же как они, –
младшие научные сотрудники, оставшись в России, чуть-чуть ещё потерпев, вскоре
разворовали её добро и теперь олигархи, а они как были, так и остались
таксистами. При этом каждый говорит тебе слова с чудовищным
апломбом и самомнением, считая себя в высшей степени успешным и удачливым, и
экспертом во всём, не исключая и литературы, совершенно не обращая внимания на
то, что, на минуточку, это тебя, а не его, привезли представлять русскую
литературу на международном мероприятии, а он – извините,
таксист. Хуже таких русских таксистов только
таксисты-пакистанцы, которые не знают ни города, ни английского языка кроме
слов, начинающихся и заканчивающихся на fuck.
Шестым пусть будет метро. В Нью-Йорке отвратительная
подземка, такая убогая, что даже аскетичное парижское метро выигрывает по
сравнению с ней. Никаких сравнений с ленинградскими подземными дворцами быть,
конечно, не может.
Сакральная география Нью-Йорка или мертва, или профанирована. Таймс-сквер
выглядит трёхмерной иллюстрацией к любому роману Виктора Пелевина: на
многоэтажных экранах крутит рекламные ролики какая-то инфернальная ротожопа, и
толпы туристов как полные идиоты наблюдают за тем, как их жизни сгорают в адском
пламени потребления. Я бродил по Гринвиллидж и чувствовал, что когда-то здесь
была жизнь: хиппи, гуру, йоги, мантры, рок-н-ролл, Вьетнам, Форрест Гамп. Но
теперь ничего не осталось. Только пицца.
Есть ещё, пожалуй, латиносы. В них что-то дышит. И места латинской силы –
католические храмы в Нью-Йорке. Они верят в Бога, вот в чём дело. In God we
trust. И Бог верит в латиноамериканцев, это взаимно. Следующий великий
президент Америки будет католиком и мексиканцем. Все остальные здесь давно
сдулись, даже чёрные.
Вы скажете, как же они такие невзрачные правят всем миром? А так и правят. И это ещё одна
чисто американская идея, которая была внушена всему миру: о том, что кто по
факту наверху, тот и есть самый лучший. И если ты такой умный, то покажи мне
свои деньги. По этой логике, самым лучшим российским офицером был Сердюков. И так далее.
Русский человек знает, что не обязательно тот, кто наверху – самый лучший.
Русский человек помнит, что из золота и дерьма плавает на поверхности, а что
погружается вглубь. Конечно, Америка великая страна. И у Америки есть своя
великая миссия, и в том, что Америка такая, а не иная, и в том, что Америка
правит миром, есть смысл, и в этом тоже план Господа. Один американский комик выступал с
репризой: вот вы говорите пластик, пластик, надо запретить пластик, пластик
засоряет окружающую среду; а откуда вы знаете, может, Бог только для того нас и
создал, чтобы мы производили пластик?
Так что каждому самому про себя виднее. Может, миссия американцев в том,
чтобы производить пластик. Может, Бог для этого создал Америку. А Россию – чтобы
хранить правду. Правду, которая есть и справедливость, и истина. Правду, которая
выше чем успех. Важнее, чем победа или поражение в бейсбольном матче, да и в чём
угодно.
А значит, рано или поздно, угловатый российский человек, сдвинув по
обыкновению дулом Калашникова со лба ушанку с красной звездой, задаст
испуганному миру сакраментальный вопрос: в чём сила, брат? И
сам себе ответит, что сила –в правде.
Источник
Постоянный адрес статьи - http://ru-an.info/news_content.php?id=1968